ВОСТОРЖЕННЫЕ
ГИМНЫ СВОБОДЫ
Когда, пронзительнее свиста,
Я слышу английский язык —
Я вижу Оливера Твиста
Над кипами конторских книг.
У Чарльза Диккенса спросите,
Что было в Лондоне тогда:
Контора Домби в старом Сити
И Темзы желтая вода...
О. Мандельштам «Домби и сын»
Ча́рльз Джон Ха́ффем Ди́ккенс — английский писатель, романист и очеркист. Самый популярный англоязычный
писатель при жизни. Классик мировой литературы, один из крупнейших прозаиков
XIX века. Самые знаменитые романы Диккенса: «Посмертные записки Пиквикского клуба»,
«Оливер Твист», «Дэвид Копперфильд», «Большие надежды», «Повесть о двух городах».
Чарльз Диккенс
родился 7 февраля 1812 года в Портсмуте. Его отец служил морским
чиновником; в 1815 году был
переведён в Лондон.
Жизнь в столице
Джон Диккенс жил не
по средствам, что привело его в 1824 году в долговую тюрьму. Чарльз рано узнал нищету. Так
как он был одним из старших детей, ему пришлось бросить школу и начать
зарабатывать на жизнь: он закладывал серебряные ложки, распродавал любимую
библиотеку, был мальчиком на побегушках. «О том,
что я страдал, тайно и горько, никто не подозревал», - признался Диккенс в
письме много позже. Вскоре Чарльз устроился работать на фабрику по
производству ваксы. Но в воскресенье и он пребывал в тюрьме с родителями.
Только спустя несколько месяцев Джон Диккенс получил наследство, был освобождён
из тюрьмы. Однако по настоянию матери Чарльз был оставлен на фабрике, что
повлияло на его отношение к женщинам в последующей жизни.
Вскоре
Чарльз смог поступить в частную школу. Учился Чарльз отлично по всем предметам,
включая танцы, но более всего преуспевал в английской словесности. Выбился в
первые ученики. Вместе с товарищем начал выпускать школьную газету на
листочках, вырванных из тетради.
12-летний
Чарльз точно решил для себя, что пора выбиваться в люди. Работая младшим клерком
в одной из адвокатских контор, Диккенс начал усердно восполнять пробелы в
образовании, изучать стенографию, а по достижении 18 лет стал завсегдатаем
Британского музея. Впоследствии это позволило ему стать независимым репортером
суда, а позже и репортером The True Sun и The Mirror of Parliament. . Как
только Диккенс выполнил — на пробу — несколько репортёрских заданий, он сразу
же был замечен читающей публикой. Литература - вот что теперь являлось для него самым главным.
В 1827 году Чарльз Диккенс встретил свою первую любовь,
Марию Биднелл — дочь директора банка. Чарльз влюбился всерьез и готов был
принести любые жертвы, лишь бы соединиться с Марией. «Года три или четыре она
безраздельно владела всеми моими помыслами» - вспоминал он. Но сама Мэри не
очень жаловала бедного и безвестного юношу. В конце концов Чарльз надоел
Марии, и она его отвергла. Позднее именно ее Диккенс винил в том, что его
характер изменился самым решительным образом: «Моя беззаветная привязанность к
Вам, нежность, напрасно растраченная мною в те трудные годы, о которых и
страшно и сладко вспомнить, оставили в моей душе глубокий след, приучили к
сдержанности, вовсе не свойственной мне по натуре и заставляющей меня скупиться
на ласку даже к собственным детям, за исключением самых маленьких».
Прошли годы. Однажды Чарльз noлучил письмо от миссис
Генри Уинтер, которая некогда звалась Марией Биднелл. Она писала: «Не могу
понять, что мне помешало в свое время разглядеть в вас прекрасного человека и
великого писателя, - досадовала она задним числом. – Наверно, на меня нашло
затмение разума…» Диккенс встретился с Марией, но ни он ни она не оставили
воспоминаний об этой встрече. Но в том, что она состоялась, сомнений нет. В
«Крошке Доррит» Диккенс описал свои переживания: «Он поднял голову, взглянул на
предмет своей былой любви - и в тот же миг все, что оставалось от этой любви,
дрогнуло и рассыпалось в прах. Флор, которая когда-то была лилией, стала теперь
пионом – но это еще полбеды. Флора, в каждом слове и каждой мысли которой сквозило очарование, стала глупа и не в меру
словоохотлива. Флора, прежде избалованная, ребячливая, держалась и теперь
ребячливой баловницей. И это была уже катастрофа». Вскоре Мария, притязающая на
продолжение, получает письмо: «Скоро я уезжаю, еще не знаю куда, не знаю зачем,
обдумывать еще неизвестно что…»
Головокружительный успех ожидал Диккенса в
этом же году по мере выхода в свет глав его «Посмертных записок Пиквикского клуба».
В этом романе он рисует старую Англию с самых
различных её сторон, восхищаясь её добродушием и обилием живых и симпатичных
черт, присущих лучшим представителям английской мелкой буржуазии. Все эти черты
воплощены в добродушнейшем оптимисте, благороднейшем старом чудаке мистере Пиквике. Этот роман Диккенса вызвал
необычайный прилив читательского интереса.
2 апреля 1836 года Чарльз женился на Кэтрин Томсон
Хогарт, старшей дочери его приятеля, журналиста Джорджа Хогарта. Тихая,
покладистая, добродушная Кэтрин была похожа на его мать, что уже являлось
недостатком в глазах Диккенса. Но для него было важно еще и взять реванш у
женского пола, и Чарльз так блистательно разыграл влюбленного, что Кэтрин
одарила его взаимностью, с ее стороны - вполне искренней. Кэтрин была верной
женой и родила ему 10 детей: 7 сыновей и три дочери. Но семейная жизнь Диккенса
сложилась не вполне удачно. Скоро он обнаружит, что Кэтрин тихая, застенчивая,
с ангельской наружностью женщина – воплощенный «синий чулок»! Начисто лишенная
чувства юмора, она к томуже ленива, нелюбопытна, и если что умела, то это почти
каждый год рожать. Писатель едва выносит свою супругу. Стыдясь ее бесцветности,
он старается без нее ходить в гости, к друзьям, в театр.
Чтобы помочь жене Диккенса с детьми, приехала младшая
сестра, Мэри. Тоненькая, нежная, с одухотворенным взором, Мэри в свои 16 лет
составляла резкий контраст с Кэтрин, растолстевшей после беременности, усталой,
озабоченной здоровьем младенца и налаживанием хозяйства.
Чарльз считал, что между ним и Мэри с первого же дня
установилось идеальное единство душ. Когда он говорил с ней о литературе, она
внимала с восторгом и никогда не отвлекалась на что-то незначительное, вроде
распоряжений об обеде или писка младенца. Поскольку Кэтрин не могла надолго
оставить малютку, именно Мэри сопровождала Диккенса на всех светских раутах.
Чарлз купался в лучах славы - и в сиянии глаз Мэри, устремленных на него с
неизменным восторгом.
Иногда он позволял себе помечтать о том, что его жена -
не скучная Кэтрин, а вот эта светящаяся хрупкая девочка... 6 мая 1837 года
Чарлз свозил Кэтрин и Мэри в театр. Они прекрасно провели вечер, и Мэри
поднялась к себе «совершенно здоровой и в обычном своем чудесном настроении».
Начала раздеваться и вдруг упала... Послали за врачом, но он только предположил
врожденный порок сердца и ничем не смог помочь.
«Слава богу, она скончалась у меня на руках, - писал
Диккенс, - и последнее, что она прошептала, были слова обо мне».
Чарлз не мог держать горе в себе и изливал его в письмах:
«Она была душой нашего дома. Нам следовало бы знать, что мы были слишком
счастливы все вместе. Я потерял самого лучшего друга, дорогую девочку, которую
любил нежнее, чем любое другое живое существо. Словами нельзя описать, как мне
ее не хватает, и ту преданность, которую я к ней питал... С ее уходом осталась
пустота, заполнить которую нет ни малейшей надежды».
Чарлз не расставался с локоном ее волос. Носил на мизинце
ее кольцо. Он писал усопшей, надеясь, что ее душа посетит дом и прочтет его
слова: «Я хочу, чтобы ты поняла, как мне не хватает... милой улыбки и дружеских
слов, которыми мы обменивались друг с другом во время таких милых, уютных
вечеров у камина, для меня они дороже любых слов признания, которые я
когда-либо могy услышать. Я хочу снова пережить все, что нами было сказано и
сделано в те дни».
Когда миссис Хогарт поправилась, Чарлз написал и ей о тех
чувствах, которые он питал к Мэри: «Иногда она являлась ко мне как дух, иногда
- как живое существо, но никогда в этих грезах не было и капли той горечи,
которая наполняет мою земную печаль: скорее, это было какое-то тихое счастье,
настолько важное для меня, что я всегда шел спать с надеждой снова увидеть ее в
этих образах. Она постоянно присутствовала в моих мыслях (особенно если у меня
был в чем-то успех). Мысль о ней стала неотъемлемой частью моей жизни и
неотделима от нее, как биение моего сердца».
Двумя годами позднее Диккенс выступил с романами
«Оливер Твист» и «Николас Никльби».
«Приключения Оливера Твиста» (1838) — история сироты,
родившегося в работном доме
и жившего в трущобах Лондона. Мальчик встречает на своём пути низость и благородство,
людей преступных и добропорядочных. Но жестокая судьба отступает перед его
искренним стремлением к честной жизни. На страницах романа запечатлены картины
жизни английского общества XIX века во всем их живом великолепии и безобразии.
Широкая социальная картина от работных домов и криминальных притонов
лондонского дна до общества богатых и по-диккенсовски добросердечных
буржуа-благодетелей. В этом романе Ч. Диккенс выступает как гуманист, утверждая
силу добра в человеке. Роман вызвал широкий общественный резонанс. После его
выхода прошел ряд скандальных разбирательств в работных домах Лондона, которые,
по сути, были полутюремными заведениями, где нещадно использовался детский
труд.
Слава Диккенса росла стремительно. После
путешествия в Америку,
где публика встретила Диккенса с не меньшим энтузиазмом, чем англичане, Диккенс
пишет своего «Мартина Чезльвита», затем вышли «Рождественская песнь», «Колокола», «Сверчок на печи», «Битва
жизни», «Одержимый».
В это же время Диккенс стал главным
редактором «Daily News». В этой газете он получил возможность выражать свои
социально-политические взгляды. «Моя вера в людей, которые правят, в общем,
ничтожна. Моя вера в народ, которым правят, в общем, беспредельна».
Один из лучших его романов — «Торговый дом «Домби
и сын». Торговля оптом, в розницу и на экспорт» (1848). Бесконечная
вереница фигур и жизненных положений в этом произведении изумляет. Немного
романов в мировой литературе, которые по богатству красок и разнообразию тона
могут быть поставлены в один ряд с «Домби и Сыном», не считая некоторых
позднейших произведений самого Диккенса. Все персонажи созданы им с большой
любовью. Все эти люди почти сплошь да рядом чудаки, но чудачества, заставляющее
вас смеяться, делают этих персонажей ещё ближе и милее. Правда, этот
дружелюбный, этот безобидный смех заставляет вас не замечать их узости,
ограниченности, тяжёлых условий, в которых им приходится жить; но уж таков
Диккенс…
Ещё более ослаблен юмор в следующем крупнейшем произведении
Диккенса — «Дэвиде Копперфильде» (1849—1850).
Роман этот в значительной мере автобиографичен. Тема его серьезна и тщательно
продумана. Дух восхваления старых устоев, дух протеста против новой
капиталистической Англии громко звучит и здесь. Многие ценители творчества
Диккенса, в том числе такие литературные авторитеты как: Л.Н. Толстой,
Ф.М. Достоевский, Шарлотта Бронте, Генри Джеймс,
Вирджиния Вулф, — считали этот роман его
величайшим произведением.
В 1850-е годы Диккенс
достиг зенита славы. Он был баловнем судьбы — прославленным писателем,
властителем дум и обеспеченным человеком, — словом, личностью, для которой
судьба не поскупилась на дары.
Портрет Диккенса той поры довольно удачно
нарисован Честертоном:
«Диккенс был среднего роста. Его природная
живость и малопредставительная наружность были причиной того, что он производил
на окружающих впечатление человека низкорослого или, во всяком случае, очень
миниатюрного сложения. В молодости на его голове была чересчур экстравагантная,
даже для той эпохи, шапка каштановых волос, а позже он носил тёмные усы и густую,
пышную, тёмную эспаньолку такой оригинальной формы, что она делала
его похожим на иностранца.
Прежняя прозрачная бледность лица, блеск и
выразительность глаз остались у него; отмечу ещё подвижный рот актёра и его экстравагантную
манеру одеваться: Он носил бархатную куртку, какие-то невероятные жилеты,
напоминавшие своим цветом совершенно неправдоподобные солнечные закаты,
невиданные в ту пору белые шляпы, совершенно необыкновенной, режущей глаза
белизны. Он охотно наряжался и в сногсшибательные халаты; рассказывают даже,
что он в таком одеянии позировал для портрета.
За этой внешностью, в которой было столько
позёрства и нервности, таилась большая трагедия.
Диккенса обуревала мысль о том, что,
по-существу, серьёзнейшее в его трудах — его поучения, его призывы к совести
власть имущих — остаётся втуне, что в действительности нет никаких надежд на
улучшение ужасного положения, создавшегося в стране, из которого он не видел
выхода, даже глядя на жизнь сквозь юмористические очки, смягчавшие резкие
контуры действительности в глазах автора и его читателей.
Он пишет в это время: «С каждым часом во
мне крепнет старое убеждение, что наша политическая аристократия вкупе с нашими
паразитическими элементами убивают Англию. Я не вижу ни малейшего проблеска
надежды. Что же касается народа, то он так резко отвернулся и от парламента, и
от правительства, и проявляет по отношению и к тому, и к другому такое глубокое
равнодушие, что подобный порядок вещей начинает внушать мне самые серьёзные и
тревожные опасения. Дворянские предрассудки, с одной стороны, и привычка к
подчинению — с другой, — совершенно парализуют волю народа. Все рухнуло после
великого XVII века.
Больше не на что надеяться».
Меланхолией и безысходностью проникнут и
социальный роман Диккенса «Тяжёлые времена» (1854). В этом произведении автор
впервые подверг сомнению — неоспоримую в прошлом для него — ценность личного
успеха в обществе.
В 1857 году Чарльз встретил 18-летнюю
актрису Эллен Тернан и сразу влюбился. Снял для неё квартиру, долгие годы навещал
свою любовь. Она не любила Диккенса, он был ей физически неприятен. Диккенс это
сознавал, страдал, но несчастная любовь давала ему вдохновение: Белла Уилфер в
«Нашем общем друге» и Эстела в «Больших надеждах» - это два литературных
портрета Эллен Тернан. Признаваясь в любви к Эстеле, писатель использовал свои
письма к Эллен Тернан: «Вы - часть моего существования, часть меня самого. Я
вижу вас повсюду: в реке и на парусах корабля, на болоте и в облаках, при свете
солнца и во тьме ночи, в ветре, в море, на улице... Хотите вы того или нет, вы
до последнего мгновенья моей жизни останетесь частицей моего существа...»
Их роман продлился до смерти писателя. Этим
близким отношениям посвящён художественный фильм «Невидимая женщина»
(Великобритания, 2013, режиссёр Рэйф Файнс).
Конец литературной деятельности Диккенса
ознаменовался ещё целым рядом значительных произведений. За романом «Крошка
Доррит» (1855—1857) последовал
исторический роман «Повесть о двух городах» (1859), посвящённый французской революции. К этому же времени
относятся «Большие надежды» (1861) — роман с
автобиографическими чертами. Много своих собственных метаний, своей собственной
тоски вложил в этот роман Диккенс.
Новых художественных высот достигает
Диккенс в своей лебединой песне — романе «Наш общий друг» (1864). В этом романе заметно обращение
Диккенса к новой манере письма: вместо иронического многословия, пародирующего
литературный стиль викторианской эпохи — лаконичная манера, напоминающая
скоропись. В этом последнем завершенном произведении Диккенс продемонстрировал
все силы своего юмора, заслоняясь чудесными, весёлыми, симпатичными образами
этой идиллии от овладевавших им невеселых мыслей.
По-видимому, мрачные размышления должны
были вновь найти выход в детективном романе Диккенса «Тайна Эдвина Друда». С самого начала романа
просматривается изменение творческой манеры Диккенса — его стремление поразить
читателя увлекательным сюжетом, погрузить его в атмосферу тайны и
неопределенности. Удалось бы ему это в полной мере — остается неясным, так как
произведение осталось незаконченным.
Потребности членов семьи Диккенса превышали
его доходы. Беспорядочная, чисто богемная натура, не позволяла ему внести какой
бы то ни было порядок в свои дела. Он не только перетруждал свой богатый и
плодотворный мозг, заставляя его чрезмерно работать творчески, но будучи
необыкновенно блестящим чтецом, он старался зарабатывать приличные гонорары лекциями и
чтением отрывков из своих романов. Впечатление от этого чисто актёрского чтения
было всегда колоссальным. По-видимому, Диккенс был одним из величайших
виртуозов чтения. Но в своих поездках он попадал в руки каких-то сомнительных антрепренёров
и, зарабатывая, в то же время доводил себя до изнеможения.
Возраст и жизнь на колесах дали себя знать, и
однажды в поездке его хватил слабый удар, он потерял сознание. Восстановив
силы, он еще раз отправился в путешествие с чтением. Но через год удар
повторился, 8 июня 1870 года, во время обеда, Диккенс вдруг почувствовал себя
нехорошо. Он встал из-за стола, желая уйти в свою комнату, и вдруг упал.
Диккенс умер на следующий день. Ему было 58.
После смерти
Слава Диккенса продолжала расти после
его смерти. Он был превращён в настоящего идола английской литературы. Его имя
стало называться рядом с именем Шекспира, его популярность в Англии 1880—1890-х гг. затмила славу Байрона. Но критика и читатель старались
не замечать его гневных протестов, его своеобразного мученичества, его метаний
среди противоречий жизни.
Они не поняли и не хотели понять, что
юмор был часто для Диккенса щитом от чрезмерно ранящих ударов жизни. Наоборот,
Диккенс приобрёл прежде всего славу весёлого писателя весёлой старой Англии.
Диккенс о правде и лжи
·
Есть ложь, на которой люди, как на светлых крыльях, поднимаются
к небу; есть истина, холодная, горькая… которая приковывает человека к земле
свинцовыми цепями.
·
Правда всегда отважна.
·
Ложь, откровенная или уклончивая, высказанная или нет, всегда
остается ложью.
Диккенс о детях
·
В тех крохотных мирах, в которых живут дети… ничего не ощущается
так тонко и не чувствуется так остро, как несправедливость.
·
— У вас, кажется, есть сын? — спросил мистер Домби.
— Четверо их, сэр. Четверо и одна девочка. Все здравствуют.
— Да ведь у вас едва хватает средств их содержать? — сказал мистер Домби.
— Есть еще одна штука, сэр, которая мне никак не по средствам.
— Что именно?
— Потерять их, сэр.
— Четверо их, сэр. Четверо и одна девочка. Все здравствуют.
— Да ведь у вас едва хватает средств их содержать? — сказал мистер Домби.
— Есть еще одна штука, сэр, которая мне никак не по средствам.
— Что именно?
— Потерять их, сэр.
Диккенс о любви
·
Любящее сердце стоит больше, чем вся мудрость на свете.
·
Кому суждено встретиться с нами в жизни, с теми мы непременно
встретимся, какими бы сложными и далекими путями ни шли они. И как нам
назначено поступить с ними или им с нами, так все и свершится.
·
Всякое расставание — предвестник последней разлуки.
·
Искреннюю, глубокую любовь выразить нелегко. Голос ее тих. Она
скромна и застенчива, скрывается от наших взоров и готова ждать, бесконечно
ждать. Так зреет плод. Годы летят быстро, жизнь склоняется к закату, а она все
еще созревает в тени. Такова истинная любовь.
·
Любовь — интереснейшая и самая простительная из всех
человеческих слабостей.
Диккенс о жизни
·
Есть моменты, когда невежество есть благо.
·
Живой человек, лишенный разума, — страшнее, чем мертвец.
·
Нам дана жизнь с непременным условием храбро защищать ее до
последней минуты.
·
Человек не может по-настоящему усовершенствоваться, если не
помогает усовершенствоваться другим.
·
Не всегда высоко то, что занимает высокое положение, и не всегда
низко то, что занимает положение низкое.
·
Чересчур хорошая жизнь часто портит характер так же, как
чересчур обильная еда портит желудок, и в этих случаях как тело, так и душу с
успехом исцеляют лекарства не только неприятные, но даже противные на вкус.
О книгах
·
Из всех изобретений и открытий в науке и искусствах, из всех
великих последствий удивительного развития техники на первом месте стоит
книгопечатание.
·
Литература… обязана быть верной народу, обязана страстно и
ревностно ратовать за его прогресс, благоденствие и счастье.
Об этом и многом другом из жизни Диккенса сегодня узнали посетители ТЦСО "Отрадное".
